Эпова Валерия, г. Шилка
Я помню. Я помню это так, словно это было вчера, хотя прошла уже пара месяцев. А может больше? Я уже сбился со счёта, да это и неважно. Разве память моя что-то решит? Она остановит войну? Она сотрёт с листа истории тот день, что заперт под тысячью замков, скрыт в моей детской душе, словно печать? Печать, которую уже невозможно снять. Я никогда не смогу. Я не смогу забыть его, забыть тот день, ту ночь… Ночь с двадцать первого июня нынешнего, тысяча девятьсот сорок первого, года. След его выжжен в тайге моих мыслей. Он будто огонёк, петляющий меж деревьев то в одну, то в иную сторону и каждое движение его, каждое скольжение и соприкосновение крайних языков алого пламени с вековыми стволами и кронами вызывает лишь бурю колких ощущений боли. Она же – дробь судорожных мурашек по коже. Она – ползучая змея, обнажившая заостренные клыки пред щиколоткой бледнокожей юницы. Она –моё всё. В последнее время утешение приходит только с болью, с ноющим чувством голода в пустом желудке.
Я… я даже не знаю, зачем я пишу это. Попросту, слоняясь по подвалу своего небольшого домика на окраине, я разгрёб средь хлама старый, обветшалый блокнот. Весь в пыли, словно мой велосипед в зиму; пожелтевший, как старинные манускрипты, однако грифель простого карандаша скользит довольно легко. Лишь бы не порвать измученную текстуру бумаги. Так… зачем я это пишу? Я на что-то ещё надеюсь? Нет. Мне просто некому более высказать всё то, что накопилось в душе за это время. Некому, ведь у меня не осталось никого, кто в силах пережить это снова.
И вот опять… я закрываю глаза, а за ними, будто прячась от прямого контакта, от пересечения более открытого, всплывает картина былых времён: мы были большой, дружной семьёй. Пять человек, и шестой как раз вот-вот появится на свет. Дело каких-то недель. Мы придумали ему и имя и даже предположить сумели внешность, что больше всего бы сочеталась с чертами тонкими лица матери моей – Людмилы Сергеевны – женщины высокой, румяной, будто всецелым отражением стереотипов Русской культуры она являлась; а также и лицом седовласого отца. Строгость глаз его, слегка прищуренных миндалей, зауженных по-кошачьи от начала и до конца, а цвета настолько яркого, синего-синего, смотрящего в душу взором чарующим. Бледнокожесть, нашей семье отданная, и припухлые щёчки, ямочками довершаемые при улыбке, на тонких губах. Все мы: я, моя сестра Нюра и старший братец Иван – все мы ждали появления на свет нашего богатыря, нашего славного Василия. На дворе уж лето и каждый день, час и секунда приближает его рождение, к которому так трепетно мы относились. Ирония судьбы, или же шутка эдакая, но… двадцать второе, июнь. Палящее солнце раннего утра просыпается, рассекает округу, душит своею заботой, а мы из угла в угол слоняемся. Бредут новые часы родов. Ждать, казалось, уже невозможно и только крик вывел семью из оцепенения. От нервного перенапряжения я стёр пальцы, то сплетая, то вновь расплетая их, как нам гласит в свободном бреде: «Поздравляем, у вас мальчик!» Это стало моим последним, счастливым воспоминанием. Раньше я и думать не мог, как один день может быть настолько переполнен гаммой эмоций, что спустя время ты даже и не сможешь сказать, а каким он был? Счастливым? Или самым ужасным днём в твоей жизни? Как возможно в раз получить миру новую жизнь и сразу же лишиться сотни? Это слишком. Слушая по радио объявление строгого, мужского голоса, я не мог и пошевелиться. Внутри будто всё смешалось. Добро и зло, хорошее и плохое, положительное и отрицательное – всё вдруг оказалась ничем. Всё пало в ноги пред простыми словами «Началась война». Смутная память провалами ведёт меня по пути. Я не помню… я даже не помню, как оказался дома. Лишь руки сестры на моих узких плечах, её тёплые, нежные прикосновения к детской коже – это всё, что осталось после.
Дни тянулись один за другим, они будто специально вытягивали друг из друга ниточки событий по одной, как можно медленнее, чтобы подразнить людей. Следующим, что врезалось в мою память, стали крики. Плач мамы. Я не знал, даже подумать не мог, что спустя ничтожные часы к нам явятся и привлекут отца и Ваню к службе на фронте. Мама кричала. Она молила их, просила, чтобы ей оставили сына. Он ведь ещё так молод. А я молчал, обнимая сестру, на глазах которой собирались слезы. Мама будто знала, что спустя недолгое время получит похоронку.
Как странно… а ведь и действительно, в один миг всё может перемениться. Вспоминая свою прошлую жизнь, я невольно прокручиваю эту мысль снова и снова. Когда-то я был беззаботен. С утра убегал в школу с полным рюкзаком учебников, возвращаясь, делал уроки и после помощи на дому – бежал гулять. Каждый миг был ценен, каждое мгновение, но я этого не понимал. Где-то слышал, что не ценим мы того, что имеем, пока не потеряем. Теперь я знаю. И вполголоса я каждый день молюсь о своей умершей матери, о сестре, что ночь и день отдаёт себя полевым работам, не жалея живота своего. Отца, полегшего костями за нашу Родину и брата, который беспощадно льёт кровь во имя Родины. Мы остались втроём. Мы живём в страхе. Не за себя. За своих родных, и это понял я тоже очень поздно. Даже сейчас на глаза наваливаются слёзы и, смотря на нежные руки сестры своей, что усыпаны сплошь и рядом глубокими царапинами и мозолями, я снова начинаю мольбу. Но как бы мне не было страшно, как бы я не противился, как бы не уставал на той же работе, я… я верю. Я верю, что когда-нибудь это кончится. Мирное небо воссияет над головой. Солнце добра осветит нашу землю. Но кровь погибших никогда не смоется с полей битв. С их тел не стереть боевых шрамов. Их слух не оградить от залпов.
Может когда-нибудь, спустя годы или месяцы после окончания всего того ужаса, обрушавшегося на наши головы… этот клочок бумаги найдёт наше будущее. Возможно… я хотел бы что-то передать? Учитесь ценить счастье. Учитесь видеть его, даже в мелочах. Дорожите миром. Ведь каждое соприкосновение вас с жестокостью, каждое грубое слово, не дай Бог действие, — всё растет в геометрической прогрессии. Не допускайте войны. Это всё – кровь. Боль. Слёзы.
Я буду очень надеяться… что то, что происходит сейчас на свете, оставит яркий отпечаток. И не такой, чтобы как от ладони – ударил, и сошла запёкшаяся кровь со щеки, вместе с памятью. А тот, что похож так отчетливо на шрамы боевых солдат. Вечные шрамы.
Запомните нас. Навсегда. Мы были воспитаны войной.
Эпова Валерия , ученица 10 класса
Шилкинская средняя общеобразовательная школа № 2